Мистер Кларнет - Страница 60

Для Макса все слуги были на одно лицо. Одинаковые кроткие улыбки, почтительные манеры. Он едва отличал одного от другого.

Они прервались на обед, который им принесли в комнату. Жареная рыба, салат из помидоров, фасоли и перцев. Потом Шанталь позвонила в колокольчик, вошли слуги и убрали посуду.

– Я собираюсь поговорить с вами о «Ноевом Ковчеге», – сказал Макс, пролистывая блокнот в поисках чистой страницы.

– Спросите любого из них, – произнесла Шанталь. – Они знают об этой школе гораздо больше меня, потому что почти все там учились.

Он так и поступил при опросе слуг Аллейна и Франчески. Выяснилось, что слуги в доме Карверов в разное время учились в этой школе для бедных. Эти слуги выгодно отличались от слуг Густава тем, что каждый имел индивидуальность. Они разоткровенничались насчет Фостина. Некоторые видели, как он рылся в мусоре Франчески, доставал что-то и уносил в свою комнату. После его гибели там нашли куклу вуду, у нее были волосы и ногти Франчески. Материалом для изготовления куклы послужили использованные салфетки Франчески, тюбики от губной помады и прокладки. Максу поведали также, что телохранитель брал в Петионвилле светлокожих шлюх-доминиканок, платил им, чтобы они надевали длинные блондинистые парики. Фостин также регулярно посещал бар «Черный и Красный», который содержит его приятель, бывший полицейский. Наконец один вспомнил, что случайно услышал, как Фостин говорил, будто владеет в Порт-о-Пренсе домом.

Они закончили около пяти часов. Когда спускались к Петионвиллу, Макс открыл окна, что впустить свежего воздуха. Шанталь выглядела очень усталой.

– Спасибо за помощь, – поблагодарил Макс. – Не знаю, что бы я без вас делал.

– Давайте поедем куда-нибудь, посидим, немного выпьем? – предложила она, улыбнувшись.

– Конечно. Куда вы предлагаете?

– Я уверена, у вас есть на примете одно место.

– Вы имеете в виду бар, который посещал Эдди Фостин?

– Да. Везите меня в это «классное» заведение! – рассмеялась Шанталь.

31

Бар назвали в честь флага Гаити времен Дювалье. Черный и красный. Папа Док убрал с флага голубой цвет и заменил его черным, чтобы закрепить окончательный разрыв страны с колониальным прошлым и подчеркнуть наличие в стране чернокожего этнического большинства. Он вообще был приверженцем нуаризма, теории о превосходстве черной расы. Впрочем, теорией он пользовался избирательно. На его жену, светлокожую мулатку, это не распространялось, также как на США, где в то время еще не был принят Акт гражданских свобод и чью военную и финансовую помощь Дювалье с радостью принимал. Для многих людей изменение цветов флага символизировало самый темный и кровавый период в трагической истории страны.

Максу флаг Дювалье напоминал флаг нацистов. Он красовался за баром между фотографиями папы и сынка Дювалье. Папа чернокожий, седоволосый. Очки в черной оправе с толстыми стеклами придавали этому чудовищу человеческий вид. Его сын, Жан-Клод, имел бронзовую кожу. Меланхолик с сонными глазами. Одутловатое лицо арабского типа, рыхлое сложение.

Бар располагался в стоящем отдельно небольшом доме на въезде в Петионвилл. Его можно было легко пропустить и так же легко найти. Если ищешь.

Первое, что бросилось здесь в глаза Максу, – это не флаг и не фотографии, а грузный старик, подметающий пол. С потолка на гибком шнуре свисала единственная лампочка, которая горела так ярко, что, казалось, из нее вот-вот вытечет расплавленная жидкость и прожжет дырку в бетонном полу.

– Добрый день, – произнес Макс.

– Добрый вечер, – поправил его старик.

Он был в белой рубашке с короткими рукавами, линялых синих джинсах, поддерживаемых красными подтяжками, в поношенных сандалиях. Старик смел грязь в коричневатую кучку.

За стойкой стоял термос с холодной водой. Дальше ряд бутылок. А в самом конце перед вентилятором черная доска, на которой большими печатными буквами мелом было написано «TAFFIA». Ниже изображено равенство: бокал = ладонь с пятью поднятыми пальцами. Еще ниже: бутылка = две ладони со всеми поднятыми пальцами.

Макс поискал, где можно присесть, но стульев не было. У стены стояли упаковочные клети, которые, видимо, служили завсегдатаям и столами, и стульями.

Старик заговорил с Шанталь резким скрипучим тоном. Макс дважды различил фамилию «Карвер».

– Он говорит, что если вы пришли сюда искать мальчика Карвера, то зря теряете время, – перевела Шанталь. – Он скажет вам то, что и вашим предшественникам.

– А что он им говорил? – спросил Макс, безуспешно пытаясь поймать взгляд бармена.

Старик выслушал вопрос, ответил что-то и рассмеялся.

– Я никакого мальчика не похищал. До свидания, – перевела Шанталь.

Макс вспотел. В баре было душно и воняло застоялым куревом.

– Вас никто и не подозревает.

– Еще как подозревают. Ведь Эдди Фостин был моим лучшим другом. – Бармен кивнул на фотографию на стенке справа.

Макс сразу узнал Фостина. Те же характерные черты, что и у мамы и старшего брата. Крупная голова, нос картошкой, выступающий вперед подбородок, злые глаза, щуплое сложение.

На фотографии Эдди Фостин стоял в середине. По бокам его брат Салазар и вот этот бармен с пистолетом. Нога в ботинке водружена на распростершееся перед ними мертвое тело. Земля рядом забрызгана кровью. Руки и ноги у трупа связаны. Троица гордо улыбалась в объектив.

– Хорошие были времена, – усмехнулся бармен.

– Кто фотографировал? – поинтересовался Макс.