Он не видел себя обнаженным все семь лет, с тех пор как попал в тюрьму. Вроде бы ничего. Широкие плечи, рельефные бицепсы, массивные предплечья, крепкая шея, брюшной пресс похож на булыжную мостовую, мощные бедра. Натершись маслом и приняв эффектную позу, Макс мог бы претендовать на звание Мистер Заключенный. И вообще, в тюрьме, чтобы тебя уважали, нужны незаурядные способности. Причем не обязательно быть здоровым бугаем. Конечно, это неплохо, когда ты отбрасываешь внушительную тень. От тебя обычно держатся подальше и дважды подумают, стоит ли задирать. Но слишком выделяться тоже вредно, ведь ты можешь стать мишенью для молодых отморозков, делающих первую ходку. Им охота завоевать репутацию. По-идиотски выглядит здоровяк, отдаюший концы, потому что ему всадили в яремную вену заточку, сделанную из зубной щетки.
Макс к тюрьме был хорошо подготовлен. В юности трижды завоевывал приз «Золотые перчатки» в среднем весе и постоянно поддерживал форму. Бегал, плавал, участвовал в тренировочных боях в спортзале. В тюрьме ему позволяли заниматься этим полчаса в день. И он занимался. Возился с гирями и штангой шесть дней в неделю, накачивал торс и ноги. Каждое утро в камере делал три тысячи отжиманий и пятьсот «скручиваний» брюшного пресса.
Макс по-прежнему был красив той брутальной красотой, которая часто обманывала женщин, склонных к грубому сексу, но теперь его лицо не было таким, как прежде. Кожа, хотя и не обвисла, но побледнела из-за недостатка солнечного света, и ее испещрили морщины. Голубые глаза потускнели, а углы губ чуть опустились. И он поседел, сильно. В тюрьме это не было заметно, поскольку Макс перед посадкой остриг свои темно-каштановые волосы наголо, чтобы иметь более угрожающий вид. Он позволил волосам отрасти в последние несколько недель перед освобождением. Теперь увидел, что это было ошибкой, которую нужно исправить до отъезда.
Следующим утром Макс вышел. Во-первых, надо купить пиджак, пальто и шапку, если он собирался опять подстричься наголо. А во-вторых, хотелось прогуляться. На воле. Утро выдалось ясным. Морозный воздух обжигал легкие. Улицу заполнили люди. Неожиданно Макс растерялся. Не понимал, куда идет и зачем. Все вокруг стремительно двигались по своим делам, зарабатывать деньги, и никаких там улыбок и благодарностей, никакой предупредительности. Ему бы следовало знать заранее и как-то подготовиться, но он чувствовал себя инопланетянином, прибывшим на Землю. Семь лет сорвались с привязи и ринулись на него, раскрыв оскаленные пасти. Все изменилось – одежда, прически, походки, лица, товары, цены, даже речь – слишком много, чтобы вот так сразу впитать в себя, разложить по полочкам и начать анализировать и сравнивать. Слишком рано после тюрьмы, где за это время ничего не изменилось. Макс вроде умел плавать, но почему-то забыл, как двигать руками. Он брел, держа дистанцию в два шага от тех, кто впереди, и от тех, кто сзади. Так ходят каторжники, скованные общей цепью.
Может, вообще никакой свободы не существует и все мы узники, каждый по-своему? Или мне просто нужно время, чтобы очнуться и наладить отношения с действительностью?
Макс выскользнул из толпы и юркнул в небольшое кафе. Оно было набито людьми, принимающими дозу кофеина перед тем, как отправиться в офисы. Он заказал эспрессо. Ему вручили его в картонном стаканчике с ручкой и предупреждением, напечатанным сбоку, что напиток очень горячий. Макс попробовал. Кофе был чуть тепловатый.
«Что я делаю в Нью-Йорке? Это же не мой город. Какое, к черту, путешествие по миру, если я еще не был дома, не сориентировался, не приспособился к свободе?»
Сандра не одобрила бы это. Она бы сказала, что бессмысленно убегать оттуда, куда все равно придется вернуться. Правда. Чего я испугался? Что ее нет, она ушла? Мне придется к этому привыкнуть. Иначе жить невозможно. Нужно найти в себе силы и примириться с потерей. И двигаться дальше.
«Да пошло оно все к чертям собачьим! Я возвращаюсь в Майами первым же рейсом».
Из отеля Макс позвонил в аэропорт. Билеты на все рейсы были проданы на следующие два с половиной дня. Значит, придется сидеть здесь до полудня пятницы.
Он понятия не имел, чем заняться, когда наконец доберется до Майами, однако все равно почувствовал себя лучше, увереннее, даже повеселел.
Необходимо принять душ и поесть что-нибудь, а потом сходить в парикмахерскую.
Зазвонил телефон.
– Мистер Мингус?
– Да.
– Это Аллейн Карвер.
Макс молчал.
«Как он меня здесь нашел? Ну конечно же, Дэйв Торрес. Он единственный знал, где я нахожусь. Как давно он работает на Карвера? Наверное, с тех пор, как я рассказал ему о телефонных звонках в тюрьму. Этот прохиндей никогда не упустит возможности подхалтурить».
– Алло. Вы меня слушаете?
– В чем дело? – спросил Макс.
– У меня есть работа, которая, вероятно, вас заинтересует.
Макс согласился встретиться с ним на следующий день. К нему вернулось любопытство.
Карвер назвал адрес на Манхэттене.
– Мистер Мингус? Я Аллейн Карвер.
Первое впечатление: высокомерный властный идиот.
При появлении Макса Карвер поднялся с кресла, но не подошел, а лишь шагнул вперед, чтобы обозначиться, а затем замер в свободной позе, заложив руки за спину. Король, принимающий посла некогда сильного, но теперь обнищавшего государства.
Высокий, худощавый, в отлично сшитом темно-синем шерстяном костюме. Светло-голубая рубашка и в тон ей шелковый галстук. Карвер напомнил Максу актера массовки из мюзикла двадцатых годов, когда показывали сцены на Уолл-стрит. Короткие белокурые волосы зачесаны назад с пробором посередине. Крепкая челюсть, длинное заостренное книзу лицо, загорелый. Кожа ухоженная, гладкая.