Выходя из машины Макс заметил, что чуть поодаль остановился «мерседес», откуда вылезли четверо здоровяков латиноамериканской внешности, подошли к багажнику.
Макс знал, что они оттуда вытащат. И действительно, вскоре его и Шанталь у двери догнали эти ребята. Каждый нес два тяжелых чемодана.
– Особые клиенты? – спросил Макс.
– Наверное, – пожала плечами Шанталь.
Макс был уверен, что Народный банк Гаити прокручивает большие суммы «наркотических» денег. С начала восьмидесятых по меньшей мере десять-пятнадцать процентов мирового кокаина шло через Гаити. Вряд ли Карверы активно участвуют в наркобизнесе, Густав достаточно мудрый делец, чтобы не влезать в это с головой, но никому не отказывает в услугах.
Макс решил начать расследование с изучения клиентов. Чем больше он о них знал, тем легче оказывалось вычислить врагов.
Они пропустили парней с чемоданами вперед. Внутри, как Макс и ожидал, было великолепно. Огромный холл, мрамор, стекло, бронза, сталь. Потолок высотой метров тридцать, подпираемый внушительными дельфийскими колоннами из черного мрамора. На нем роспись, изображающая светло-голубое небо с кучевыми облаками и Божьи руки, низвергающие на землю дождь из всех основных имеющих хождение в мире бумажных денег. Доллары, франки, фунты марки, лиры, кроны, песеты, йены и рубли. Гаитянские деньги, гурды, отсутствовали.
Кассы находились в дальнем конце зала. Там располагались примерно тридцать пронумерованных кабинок из гранита с пуленепробиваемыми стеклами. Макс обратил внимание, как хорошо одеты клиенты, будто перед посещением банка они заглянули в магазин одежды, а потом в парикмахерскую. Он предположил, что на Гаити счет в банке дает особый социальный статус, человек получает пропуск в круг избранных. Поэтому посещение банка – своего рода ритуал, вроде причащения.
Парней с чемоданами проводили к правым кабинкам. У двери стояли два охранника с помповыми ружьями.
В центре зала полированный гранитный пол был инкрустирован огромным национальным флагом Гаити. Макс обошел его, чтобы получше рассмотреть. На фоне двух горизонтальных полос, темно-голубой и красной, пальма, по обе стороны которой симметрично располагались пушки, сигнальные мачты и мушкеты с примкнутыми штыками. Сверху на пальму надет форменный головной убор, голубой с красным, а внизу на свитке надпись по-французски: «Наша сила в единении».
– Флаг Дювалье, черная полоса вместо голубой, смотрелся много лучше, – сказала Шанталь. – Его изменили десять лет назад. Пришлось переделывать пол. Цвета, голубой и красный, взяты из французского триколора, а белый, символизирующий белого человека, удалили.
– Макс! – К ним направлялся Аллейн Карвер. Несколько состоятельных клиенток, стоящих в очереди в кассовые кабинки, повернули головы.
Они пожали друг другу руки.
– Добро пожаловать! – произнес Карвер. Теплая улыбка, костюм с иголочки, сидит превосходно, волосы аккуратно причесаны. Он снова у власти, снова владыка. – Жаль, но мне не удастся поводить вас по банку. На весь день привязан к клиентам. Этим займется наш шеф службы безопасности, мистер Кодада.
Аллейн провел их мимо охранников к специальному входу в прохладный длинный коридор, застеленный синим ковром, который заканчивался у лифта. Они остановились у двери кабинета, единственного в коридоре. Аллейн дважды постучал, затем распахнул дверь, точно надеясь застать обитателей врасплох, занимающихся чем-нибудь запрещенным.
Мистер Кодада говорил по телефону, забросив одну ногу на стол. Взрыв смеха вызвал легкое трепетание кисточек его фирменных кожаных мокасин. Он бросил взгляд через плечо, взмахнул рукой и продолжил беседу, не меняя позы.
Кабинет просторный. На стенах две картины. Современное белое здание у водопада и праздник на улице возле церкви. Письменный стол почти пустой. Лишь телефон, блокноты и нескольких черных деревянных фигурок.
Наконец Кодада произнес:
– A bientot ma cherie, – пару раз чмокнул трубку и положил на аппарат. Затем развернул кресло лицом к гостям.
Аллейн Карвер, продолжая стоять у двери, обменялся с ним несколькими репликами на креольском, показал на Макса, называя его. Кодада кивнул. На лице смесь профессиональной серьезности и оставшегося после телефонного разговора веселья. Макс понял расклад. Кодада – человек Густава и сына ни во что не ставит.
Аллейн улыбнулся Шанталь и Максу.
– Желаю приятно провести время. Пообщаемся позднее.
Когда за Аллейном закрылась дверь, Кодада поднялся из-за стола. Поцеловал воздух у обеих щек Шанталь, тепло потряс ее руку. Она представила его Максу.
– Bienvenu a la Banque Populaire d'Haiti, Monsieur Mainguss, – исторг из себя Кодада, наклонив голову и показав Максу лысую макушку. Потом взял его руку и энергично потряс. Он был невысок и худощав, но пожатие оказалось крепким.
Шанталь сказала, что мистер Кодада не говорит по-английски и она будет переводить.
Кодада повел их к главному входу, по дороге показывая направо и налево и быстро комментируя на креольском. Шанталь едва за ним поспевала.
– Колонны привезли из Италии… полы тоже… это флаг Гаити… кабинки тоже из Италии… а персонал нет… ха, ха, ха.
Он двинулся вдоль очереди клиентов, пожимая руки, хлопая по плечам, целуясь с дамами, как политик во время предвыборной кампании. Он даже поднял ребенка и поцеловал.
Кодада был очень похож на циркового клоуна в гриме. Широкий плоский нос, рыжий, прическа «афро», характерная для рыжих бледная кожа усыпана веснушками. Губы красные, пухлые. Он их постоянно увлажнял розовым кончиком языка, который резко выскакивал изо рта, как у жука-богомола. Глаза, жареные кофейные зерна, скрывались под полуприкрытыми тяжелыми веками.